Звенья одной цепи - Страница 89

В походке и жестах женщины-мужчины ничего не изменилось, только обиженный ловким обманом мой взгляд невольно ловил любую мелочь, раньше записываемую в раздел милых чёрточек, а теперь относимую к признакам другого пола. Ловил, уверенно и надёжно отвращая от любования. Меня, по крайней мере. Да и Натти тоже. Причём рыжий, как и я, смотрел на незнакомку с нескрываемой обидой.

Следовало бы спросить помощника, что ему не по нраву в происходящем, но она-он уже села за стол напротив нас и сложила руки перед собой, накрывая одну ладонь другой.

И ведь ни один палец не дрожит!

— Я ценю то, как вы поступили.

На словах — да. Но почему мне кажется, что нас величаво известили о благосклонно принятых дарах?

— Он заслуживал наказания.

Прозрачно-серые глаза не утратили своего обычного спокойствия, но теперь в них можно было заметить нечто вроде смущения.

— Речь не о том несчастном, которого вы лишили права передать своё семя наследникам.

— Не понимаю.

— Вы не остались в комнате.

Ну вот, теперь впору мне начать смущаться. Хотя чего? Ведь человек, сидящий по другую сторону стола, наполовину мужчина.

Да, можно было остаться, дождаться, пока она-он очнётся, увидит нас, вспомнит происшедшее и… Вот именно это «и» заставило меня уйти как можно скорее. Служба сопроводителя хорошо научила ощущать границу не то чтобы дозволенных вещей, а тех, куда лучше не совать нос. Я не хотел видеть возможное замешательство того, кто попал в опасную неурядицу женщиной, а вышел кем-то совсем другим. И ещё меньше я хотел задавать вопросы. Впрочем, этого и не требовалось.

— Вы оставили мне выбор.

Ну да, что-то вроде того. Разве это так важно?

Я посмотрел в глаза чуда, невесть как возникшего в моём мире, и понял: важно. Для него — важнее всех прочих вещей. Такое выражение можно прочитать во взглядах людей, обязанных жизнью. Или получивших подарок, о котором не смели даже мечтать.

— И вы выбрали?

— Да, — улыбнулась она-он, впервые улыбнулась не маской обитательницы недоступных чертогов, а вполне по-человечески.

— Ну что ж, я рад.

А что ещё можно сказать? Не поздравлять же, хотя обстоятельства позволяют сделать и это.

— Мне по-прежнему нужна защита, но я не буду более просить вас, пока не расскажу о том, что привело меня в этот город.

— И откуда привело! — настойчиво уточнил Натти, слегка краснея.

Она-он недоумённо приподняла бровь, и мой помощник поспешил объяснить:

— Откуда берутся такие, как вы?

— Ах вот вы о чём… — Прозрачность серых глаз ненадолго уменьшилась. — Ну разумеется, расскажу. Иначе многое останется непонятным.

На стол, постукивая боками друг о друга, опустились кружки с новой порцией эля, и подавальщик убрался подальше едва ли не быстрее, чем доставил заказ. Запомнил хватку моих пальцев? Отлично. Может быть, это убережёт его от новых ошибок и столкновения с противником, который на любом поле боя оставляет после себя одни лишь трупы.

— Моё имя Марис.

Такое же неопределённое, как и твой пол. Удачный выбор, ничего не скажешь!

— Где находится мой родной дом, не имеет значения. По одной простой причине: такие, как я, могут появиться на свет в любом уголке мира.

— Хотите сказать, вас много?

— Не так много, как хотелось бы тем, кто отдаёт нам приказы. К сожалению, многие из нас гибнут ещё в детстве, когда родители обнаруживают, что их ребёнок не сын и не дочь, а всё сразу.

Она-он явно не желала вдаваться в подробности. Впрочем, этого и не требовалось, потому что я чётко представлял себе, чем заканчивается жизнь упомянутых несчастных. В лучшем случае надёжной удавкой.

— Но если нам удаётся добраться до сведущих людей, мы остаёмся в живых. Хотя многие предпочли бы такой жизни смерть от родительских рук.

Мрачноватое заявление. Пугающее. И не похоже, что она-он нарочно старается вызвать в слушателях жалость или прочие болезненные чувства. Говорит как есть.

— И что же это за жизнь?

— Жизнь прибоженного.

В голове что-то щёлкнуло, словно в дверном замке, и смутные воспоминания слились в единое целое, давшее ответ на многие вопросы быстрее, чем рассказчица. Меня ведь водили в городскую кумирню вместе с другими соседскими детьми на праздничные божеслужения, во время которых родители предавались молитвам, а малолеток развлекали всяческими историями, по большей части непонятными, но завораживающими.

— Значит, вы…

— Я принадлежу вере.

А ведь могла бы сказать «служу». Но не стала. Из ненависти? Нет, сильных чувств не разглядеть даже в глубине глаз. Но не из любви уж точно.

— Насколько я знаю, прибоженные редко уходят далеко от кумирен.

— Это верно. — Она-он замолчала, словно возникла необходимость подобрать правильные слова для продолжения рассказа. — Мы уходим, только когда этого требует вера. И вероотступники.

Кажется, беседа приближается к развязке. И почему-то мне всё меньше и меньше хочется слушать дальше.

— Нас рождается и выживает очень мало, поэтому каждый — величайшая драгоценность, принадлежащая всему народу. И хоть мы не золотые слитки, нас тоже крадут.

— Кому же может понадобиться прибоженный?

— Кому угодно, — бесстрастно ответила Марис. — Но чаще всего любителю особых наслаждений.

Мы с Натти чуть не поперхнулись, представив себе подробности этих самых наслаждений. И покраснели, потому что фантазии оказались весьма занимательными. Она-он, увидев это, усмехнулась:

— В этом нет ничего необычного. До посвящения почти все мы развлекаемся подобным образом.