Сиенн Нодо знала, что некрасива, чуть ли не с самого, нежного возраста. Когда она, будучи ещё совсем ребёнком, удостоилась чести увидеть родного отца, то кричала благим матом на протяжении нескольких часов, не поддаваясь нянюшкиным уговорам. Детские впечатления намертво сплелись с памятью, и, став взрослее, девушка приняла знание о своей внешности со спокойствием рыцаря, отправляющегося на последнюю битву. Что поделать, если не в кого было уродиться красавицей?
Впрочем, отсутствие красоты сыграло в жизни Сиенн не самую дурную роль. По крайней мере, помогло получить место при Роханне Мон, завидное для многих недокровок: бессмертная не подпускала к себе никого, кто был хоть немного привлекательнее бревна. А иного способа выделиться из толпы себе подобных у отпрыска да-йина не было.
Вернее, иного безопасного способа. Можно было попробовать явиться с повинной пред грозные очи «багряных», но вряд ли кто-то из власти предержащей решился бы довериться вольнорожденной недокровке. Для собственных нужд Цепи сами заключали союзы между демонами и людьми. Разумеется, при тщательном наблюдении и строжайшем контроле за происходящим. А пришелицу, невесть каким образом появившуюся на свет, скорее всего, отправили бы в расход, не раздумывая ни одной лишней минуты.
Сиенн ненавидела своих родителей. Особенно потому, что понимала: да-йин хоть и управлял духом и плотью её отца, но, сам не зная любви, упустил из виду тот миг, когда всё и свершилось. О чём думала её мать, девушка предпочитала не размышлять. В конце концов, безвестная женщина умерла родами и уже не могла ответить на вопросы к тому времени, когда они появились у ребёнка.
Возможно, злосчастное соитие было предопределено и намечено кем-то вроде Роханны Мон, но об этом Сиенн тоже предпочитала не задумываться. Девушка знала, что недокровки нужны обеим противостоящим сторонам, ведь только отпрыск демона, родившийся с проклятием неисполненного желания, мог распознать среди людей и подобных себе, и захваченных да-йинами. Но самое главное, недокровки ясно чувствовали желания, таящиеся в чужих душах.
Вспомнив недавнюю встречу, Сиенн сладко улыбнулась, испортив аппетит едоку, сидящему за соседним столом, но, к несчастью, лицом к богато одетой и при всём том отчаянно некрасивой девушке. Мужчина поперхнулся, закашлялся и поспешил сменить место, провожаемый новой довольной улыбкой. Чем меньше случайных свидетелей, тем лучше.
Трактирная дверь отворилась, пропуская нового посетителя, который, мгновенно выхватив взглядом в задымлённом пространстве трапезного зала знакомое лицо, направился прямиком к Сиенн. Невысокий, поджарый, однако производящий впечатление крепыша за счёт неизменной толстой кожаной куртки с вшитыми за подкладкой стальными пластинами, Грев хоть и был не прочь заявить в разговоре, что принадлежит к знатному роду, но обликом всегда походил на обычного бродягу, не раз битого жизнью. Даже если надевал бархатный камзол. Правда, сейчас, под просторным плащом до пят, трудно было угадать, какую именно одежду предпочёл спешно вызванный на встречу мужчина, но то, что под складками ткани прячется любимая убийцей куртка, Сиенн не сомневалась.
Он прошёл между столами, исхитрившись не коснуться никого полами развевающегося от стремительной походки плаща, и присел на край лавки напротив старой знакомой.
— Зачем звала? Самой не справиться?
Грев всегда и обо всём был осведомлён, когда дело касалось душегубства. Вот и сейчас он знал, что недокровку отправили нанести последний визит кому-то, кто не угодил своей службой эрте Роханне. Конечно, Сиенн Нодо была не столь искусна, как давным-давно занимающийся отъёмом чужих жизней наёмник, но с простыми вещами справлялась на раз. И если вдруг посылала весточку о встрече, это могло означать… Разное. Но Грев предпочитал не строить догадки, а спрашивать. Так всегда было вернее.
— Да вот, захотела разделить с тобой славу.
— Или нагоняй за провал?
Девушка растянула губы в лягушачьей улыбке:
— Провала не будет.
А вот чутью своей знакомой Грев доверял, хотя и сам не мог понять причины. Поэтому спросил:
— Что задумала?
Сиенн загадочно полусмежила веки:
— Тебе не надоело прислуживать старухе?
Убийца никогда не отвечал на подобные вопросы. Во-первых, потому, что он вечно кому-то прислуживал, ведь любая смерть должна быть оплачена, иначе зачем она вообще случается? Во-вторых, потому, что часто становился свидетелем того, как неуместно или необдуманно обронённое слово оказывалось причиной этой самой смерти. В-третьих…
— А вот мне надоело.
К откровенности Грев тоже не был готов, поэтому искренне удивился и, на всякий случай понизив голос, предупредил:
— Уверена, что здесь нет лишних ушей?
Сиенн провела пальчиком по кромке плохо отмытой глиняной кружки:
— В этом болоте? Не глупи. Я позвала тебя потому, что здесь чисто. Совсем-совсем чисто.
И девушка хихикнула, то ли глупо, то ли зло. В любом случае она хоть и казалась слегка выпившей но голову ей кружил вовсе не эль, и это Грев чувствовал яснее ясного. Несмотря на то что был просто человеком.
— Скажи прямо. Ты же знаешь, я не люблю ходить вокруг да около.
— Сейчас. Мне надо собраться с духом. Ты не представляешь, что я нашла… — Сиенн замолчала, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, а потом продолжила уже серьёзным тоном: — Вот мы с тобой прислуживаем старухе. Но кто сказал, что на ней свет клином сошёлся? Ведь есть и другие, такие же, как она.