К примеру, ткань, пошедшая на кафтан. Она может быть прошита шёлковыми нитями, добавляющими блеска, а может полностью состоять из сих благородных волокон. Причём на взгляд разницу определит только свой же брат-торгаш, у которого глаз наловчился не то что каждый цвет, а каждый оттенок раскладывать на целую палитру.
С сапогами та же история. Грубоватая кожа сама держит заданную форму, а хорошо выделанная натягивается по ноге, и нужно точно знать, на складочки в каких местах обратить внимание, чтобы определить, поскупился ли человек на собственную обувку или, наоборот, монет не жалел.
Рубашечные вороты, которые можно сейчас хорошо разглядеть, потому что в тёплом зале нет нужды кутаться в верхнее платье. Перчатки, заткнутые за пояса. Сами пояса, переливающиеся радужными узорами спиленной кожи. Бороды, подстриженные на разный манер, у кого-то ровнее, у кого-то неряшливее… Мелочей для наблюдения предостаточно. И если бы я чуточку напрягся, то смог бы угадать годовой доход каждого из людей, сидящих за трапезными столами. И вряд ли это им понравилось бы. Людям, конечно, а не столам.
Пожалуй, из трёх десятков мужчин в плохо освещённом и немного задымлённом зале только о нас с Натти нельзя было сказать ничего определённого. Кроме одного: таким здесь не место. Поэтому с периодичностью в четверть минуты, не реже, я ловил на себе любопытствующе-настороженные взгляды и вынужден был принимать решение, отвечать на них либо оставлять без внимания. А совсем избегать подобных гляделок не удавалось, потому что незнакомка попросила нас занять такой стол, откуда были бы хорошо видны все уголки зала. По возможности.
— Долго будем сидеть-то? — спросил рыжий, воодушевлённо поводя носом, потому что мимо как раз проносили что-то горячее и завлекательно пахнущее.
— Сколько понадобится.
— Ты что, всерьёз думаешь с этой бабой дело завести?
Пока ещё даже не думаю. Но если мир перевернётся с ног на голову и я соглашусь…
— Есть целых два дня.
Натти вздохнул:
— Зачем ей защита-то нужна? Не дай Бож, затевается что-то недоброе!
— Думаешь, не разберусь?
Ржаво-карий взгляд скакнул в сторону, явно не желая встречаться с моим.
— Разберёшься, куда ж денешься… Только лучше бы сразу это сделать, а не потом.
Я думал примерно так же, как мой помощник, но отказываться от предложенной дармовой кормёжки не хотелось, к тому же женщина обещала, что мы увидим нечто любопытное, а получение новых впечатлений было для меня единственным развлечением все последние годы, и перед напомнившей о себе привычкой устоять было трудновато.
— Мы всегда можем встать и уйти. В любой миг.
Натти пробормотал что-то вроде «если ноги никто не подсечёт», но я уже не прислушивался к недовольным репликам рыжего, потому что на пороге трапезного зала появилась давешняя незнакомка и…
Мир вокруг нас всё-таки перевернулся.
Если минуту назад купцы, вкушающие питьё и пищу, либо чавкали молча, либо вели с соседями по столу пространные беседы о погодах и прочей ни к чему не обязывающей чепухе, то с пришествием женщины в место, полное мужчин, все звуки разом утихли. А когда незнакомка медленным шагом направилась в нашу сторону, стало заметно, как следом за ней катится волна вожделения.
Признаться, я даже растерялся. Нет, наша нанимательница выглядела довольно привлекательно, но не на каждый же вкус! Тем более можно было поручиться, что по меньшей мере десяток купцов, почему-то провожавших её маслеными взглядами, на самом деле предпочитают видеть в своей постели девочек совсем иных форм. Но реальность тем не менее оставалась реальностью, наплевав на доводы разума: каждый мужчина, находящийся в трапезном зале, желал сейчас одну-единственную женщину. Ту, которую видел перед собой.
Без ответа оставался всего лишь один вопрос. Если незнакомка владеет каким-то секретом обольщения, то почему он не действовал на меня и Натти? Впрочем, рыжий даже и не смотрел в сторону женщины, предпочитая приглядываться и принюхиваться к жаркому, принесённому подавальщиком на соседний стол.
А она всё шла и шла, преодолевая намеченный путь так медленно, как только могла. И волна, катящаяся за ней, словно уставая от собственного напряжения, постепенно затухла, вскоре полностью растворившись во вновь возникающем обычном гуле, присущем любому питейно-едальному заведению.
— Надеюсь, вы всё рассмотрели достаточно хорошо? — бесстрастно спросила женщина, присаживаясь за наш стол.
— Да. Но ровным счётом ничего не поняли.
— Тогда мы с вами по одну сторону, — с удовлетворением заключила незнакомка. — Потому что я тоже ничего не понимаю.
— Если бы в этом городе вовсе не было женщин… Но ведь это не так?
— Не так, — кивнула она — Надеюсь, теперь вы понимаете, что меня тревожит?
Ещё бы. Всеобщее назойливое внимание конечно же. А оно тебе не нужно, потому что ты…
— У вас есть здесь дело, не терпящее лишних свидетелей.
Я не спрашивал, и моя собеседница отметила это чуть удивлённым, но тут же начавшим расслабляться взглядом, как будто последний вопрос был чем-то вроде очень важного экзамена.
— Да. Дело есть.
На меня снова посмотрели, но уже не испытующе, а скорее лукаво. Мол, продолжишь расспросы или удовольствуешься уже услышанным и увиденным?
Значит, в одном Натти оказался убийственно прав: всё, что требует участия как можно меньшего количества народу, добрым не бывает. А что, если наша нанимательница — наёмница, посланная придушить кого-то из купцов или местных жителей? Или воровка? Не хватало ещё ввязаться в подобную передрягу!