Звенья одной цепи - Страница 62

— Я так в двери скоро пролезать не буду.

Моё сокрушённое бормотание было живо воспринято защитницей:

— А я вас научу. Это вовсе не сложно, нужно только повернуться особым образом и всё.

Я ещё раз оценил стать моей дородной помощницы и не удержался от вопроса:

— Ты всегда была… э-э-э… пухленькой?

Любая столичная дама сочла бы подобный интерес едва ли не оскорблением, но в Блаженном Доле, видимо, порядки были совсем иные, потому что мне охотно ответили:

— Нет. До службы я была такой же, как йерте Нери. А может, и тоньше.

— Тогда… У тебя есть дети? Или были?

Она непонимающе обернулась. Пришлось пояснить:

— Твоя фигура. Иногда женщины раздаются так после родов.

Моя мать, насколько помню, сохранила тонкую талию. Но вот грудь… Пожалуй, та была не намного меньше Ньяниной и вызывала зависть всех соседок, а заодно — вожделение соседей.

— Ах вот вы о чём! Нет, с детьми я подожду пока. А толстеть мне велели.

— Зачем?

Защитница пожала пышными плечами:

— Не сказали зачем. Но настрого наказали. Тот человек, что меня на службу определил. Говорит, ты вес набирай как только сможешь, да побольше. Мешать он тебе не будет, а потом ещё спасибо скажешь, когда служба к концу подойдёт.

Ещё одна странность. Нам ничего подобного не приказывали. Или помощницу Смотрителя готовили совсем по другим правилам?

— Ты пьёшь какие-нибудь особые настои?

Ньяна отрицательно качнула головой, даже не раздумывая над вопросом.

Да, тут кроется что-то совсем другое. Может быть, похожее, но куда более действенное. И всё же почему подобным образом не обходиться с сопроводителями? Если можно сразу, с пустого места создать воина, способного победить любого врага, зачем тренировки и прочие истязания плоти и духа? Загадка. Кто-то наверняка знает, в чём она заключается, но этого «кого-то» и меня разделяет невесть сколько миль.

— Скажи, прежний Смотритель вёл какие-нибудь записи?

— А вы в сундуках посмотрите. Там все его вещи сложены.

Так и поступлю. Но живое свидетельство лучше бумажного. Хотя бы потому, что слова, начертанные пером, обычно тщательно обдумываются, прежде чем доверяются чернильному отображению.

— Посмотрю. А может, и ты мне поможешь?

Как она забавно округляет глаза каждый раз, когда её удивляют мои вопросы… Честное слово, влюбился бы. Если бы она была хоть вполовину меньше, чем сейчас, а то даже обнять не получится.

— Да что же я могу?

— Например, сказать, какие в прошлом году в Доле были весна, лето и осень. И в позапрошлом. И ещё год назад.

— А к чему это вам?

— Мне нужно назначить цены за… всякую всячину. А я даже не знаю, хороший был урожай или нет.

Ньяна засмеялась:

— Это вам к йерте Нери надо было обращаться!

— Я бы обратился. Но ты ведь сама всё слышала. Она не собиралась мне помогать.

— Да обиделась она, вот и весь сказ.

— Обиделась? Почему ты так решила?

— А когда девушка из дома выходит да носом шмыгает, разве только не рыдает, что это значит?

Что моё поведение довело её до слёз. Как кочка, подвернувшаяся под ногу на ровном месте. Наверное, я бы тоже чувствовал себя не лучшим образом, если бы меня вдруг отставили в сторону в том деле, в котором я дока, и отправились за советом к неучу.

— Если бы она была чуточку помягче…

— Рыжие зазнайки всё равно насели бы на вас.

Потому что не хотели терпеть правление женщины. Или потому что она правила недостаточно хорошо?

— Но ведь на осеннюю ярмарку назначать цены должна была Нери?

Ньяна кивнула.

— Она в чём-то ошиблась? Ввела купцов в разорение?

— Да как вы могли такое подумать?! — взвилась защитница, и стало понятно, что защищает она не одного меня. — Ничего подобного не было!

— Тогда почему вся рыжая братия настроена против неё?

— Так ведь женщина… Она семьёй заниматься должна. Дом вести. Детей растить. С этими-то делами лучше неё справиться никто не сможет. А йерте Нери не такая. Она учиться хотела, ещё когда отец её был жив. И поехала бы в город, да только сначала родитель сильно занемог, а потом не до учёбы стало, когда весь Дол на неё свалился нежданно-негаданно.

Но тогда девушка должна бы радоваться моему появлению, ведь оно означает обретение свободы. И возможность осуществить мечту. Однако пока я вижу ровно обратное отношение. Почему? Или короткое время власти затуманило юную голову?

— Теперь-то она может учиться сколько пожелает.

— Может, — согласилась Ньяна. — Да только кто ж её возьмёт? Не девочка уже, а невеста на выданье, таких в города одних не пускают.

Это верно. Одно дело учёба, и совсем другое — поиск забот на плешь мужей, уставших от своих старых жён. Если в столице строжайшим образом присматривают за молодыми приезжими девицами, то в небольших городках должны и вовсе глаз не спускать.

М-да, один узелок за другой цепляется, и вот уже целый ковёр навязался. Всего несколько случайностей, которые могли бы вовсе не случиться, если б Боженка не решила поиграть судьбами, и юные надежды загублены на корню. А что самое печальное, эти сухие корешки будут у меня теперь под ногами мешаться, куда бы ни пошёл. Не потому, что виноват, а потому, что… так получилось.

— Так что в Доле с погодами?

— А ничего, — отмахнулась защитница. — Каждый год одно и то же.

— Так не бывает!

— В другом краю, может, и не бывает. А у нас одно лето от другого не отличишь.

Воистину блаженное место! Точно знать, когда придёт тепло, а когда затрещат морозы — это ли не мечта любого человека, живущего что на земле, что в городе?