Звенья одной цепи - Страница 111

111

Если это называется властью, то какая-то она у меня неуродившаяся. Недоношенная. Ущербная, как стареющая луна. Получается, что никто сам не придёт и не поклонится, а вместо того на поклон каждый раз иду я сам. Нет, дольинцы, конечно, не откажут. Ни в какой просьбе или пожелании. Но вот ты сначала приди, всё объясни, ещё лучше — убеди, что это тебе больше жизни необходимо, тогда и будет исполнено. А если не знаешь, чего хочешь? Остаётся только торчать на одном месте придорожным камнем и ждать, пройдёт ли мимо какой путник.

— А желать обязательно? По-соседски никак нельзя? Просто прийти, угостить?

Ньяна поджала нижнюю губу. Правда, это почти никак не сказалось на общей пухлости рта.

— Можно. Только мы с вами разве соседи?

Всё верно. Кто-то из нас хозяин, кто-то слуга. Но наши роли так перемешаны, что без кружки доброго эля не разобраться. Мне дано право приказывать, и всё же каждое моё деяние служит благу жителей Дола. Защитница вроде бы выполняет приказы, но одновременно требует и с меня праведного несения службы. Пусть требует неосознанно, но не менее красноречиво, чем прочие местные жители. Замкнутый круг какой-то. Ошейник, который стягивается на моём горле всё туже и туже. Кажется, ещё немного, и ни вдохнуть будет, ни выдохнуть.

Нет. Хватит. Надо рвать петлю, пока ещё возможно. Рвать без сомнений и сожалений.

— Ты пирожками-то занимайся, занимайся. Я мешать не буду. Разве что словом.

Ньяна, ещё недоверчиво косясь в мою сторону, вернулась к столу и принялась споро и ловко расправляться с тестом.

И какая же сволочь впихнула в это нежное женское тело ухватки воительницы? Как только додумалась? Наверняка если бы я сейчас встретился с тем сереброзвенником, то услышал бы, что он хотел совершить благое дело, пристроив бездомную сироту на непыльную работёнку. А кровь, смерть и прочие ужасы… Это ж дела житейские.

Только не для женщины, чьё призвание — дом.

— Когда, говоришь, твоя служба закончиться должна?

— Без пяти дней месяц ещё служить.

Совсем немного. Седмицей больше, седмицей меньше, кто заметит? Уверен, что в бумагах, назначивших Ньяну смотрительской защитницей, точная дата не указана. Всё равно как в отчётах почившего эрте Ловига.

— Ждёшь, наверное, не дождёшься?

Она не стала лукавить и прямо ответила:

— Жду.

Это хорошо. Хорошо, что честно, а всё остальное как раз плохо. Значит, уже душевно и телесно подготовилась. Вот только к чему? И она не знает, и я в неведении.

— А что должно случиться, когда срок закончится?

— Вам лучше знать.

Ну разумеется. Я ж Смотритель, мне же всё и всегда известно. Тьфу.

— Представь, что не знаю. Не успели мне сказать, веришь?

Ньяна отвела взгляд от теста и посмотрела на меня. С тревожной растерянностью.

— Как же не успели-то?

— А вот так. Всякое случается.

Испачканная в муке ладонь коснулась светлых волос, добавляя рукотворной седины.

— Совсем-совсем ничего не сказали?

— Ни словечка.

Ньяна тихо охнула, но промолчала, и молчание это так походило на тишину склепа, что у меня невольно начало сводить скулы. Ведь, когда надо, смелая и настырная, а тут… Хотя и я бы опешил, если бы узнал, что от вожделенной свободы меня отделяет всего один шаг, но в какую сторону его нужно сделать, никому неизвестно.

И всё же по заботам жителей Блаженного Дола решения принимаю я?

— Значит, придётся самому во всём разбираться.;

— Так вам, наверное, не ко времени это… — робко и, главное, совершенно справедливо предположила защитница.

— Ничего. Другие дела могут и в сторонке постоять.

Или полежать. Поленницей. Всё равно, пока вздохнуть свободно не смогу, проку этим делам от меня на ломаный грош.

— Ты когда с пирожками закончишь, попроси коляску снарядить. Нери знает, что это мне нужно.

И вряд ли станет упрямиться или тянуть время, потому что, когда меня нет в границах Блаженного Дола, она всё ещё вроде как здешняя безраздельная владычица. Будь её воля, отправила бы меня так далеко, как только возможно.

— Да Боженка с ними, с пирожками! — суетливо всплеснула руками Ньяна. — Я в погреб тесто спрячу, авось не прокиснет.

— Никаких погребов. — Я встал с лавки и направился к выходу. — Пирожки важнее. И дети.

Эрте Сиенн тоже подождёт. Не переломится. А пока защитница хлопочет по хозяйству, сам успею перекусить. И может быть, даже вздремнуть, если Натти в доме не застану.

— Да как же можно…

— Нам с тобой многое можно. Хотя и меньше, чем соседям.

* * *

Бумага была особой, пронизанной шёлковыми волокнами, поэтому без особых усилий и не заламываясь скручивалась свитком, чтобы храниться в футляре, лак с которого облез, наверное, ещё до моего рождения. В Сопроводительном крыле на подобных листках выдавали лишь особые предписания и только командующим персонам, а не простым исполнителям, потому я ожидал выпытать у благоговейно хранимого защитницей предмета нечто очень важное, а вместо того испытал крайнее разочарование, когда вчитался в старательно, без малейшего намёка на изящество выведенные строки.

«Я, Ньяна Девалли со-Тарка, обязуюсь принять то, что мне доверено, и хранить со дня вручения до истечения семи лет, употребляя все свои силы на защиту Смотрителя мест и окрестностей, именуемых Блаженным Долом».

— И это всё?

Женщина растерянно моргнула:

— Должно быть что-то ещё?

Эх, кабы знать! Может быть, написанного вполне достаточно. В любом случае нужно всего лишь найти кого-то из посвящённых в подробности службы Ньяны и спросить. О том, что могу не дождаться ответа, я предпочитал не думать.

111