Роханна цыкнула зубом, сдобрив залихватски исполненный звук изрядной долей сожаления. Привычка. Старая и дурная, как мир. Мир дочери мелкопоместного рыцаря, не обладавшего ни достаточной отвагой, чтобы показать себя перед генералами на поле брани, ни смекалкой, чтобы соорудить неприступные бастионы в теплом тылу. Так, серединка на половинку был, а не отец. Добрый к детям, этого не отнимешь. Но за доброту и сейчас и тогда, более пяти с половиной веков назад, платили не слишком-то щедро. Не в цене подобные вещи, ох не в цене! Хорошо хоть дочка рыцарю удалась. Поговаривали, конечно, что не он один приложил свои старания к появлению на свет хорошенькой девочки, но недоброжелателям быстро укоротили языки, тем более в той глуши, где располагалось поместье, можно было спрятать от любопытных взглядов целую армию трупов.
Юная наследница незавидного состояния рано поняла, что её жизнь может так и не выйти за пределы лесистой долины Несс, поэтому не упускала из виду ни единой возможности изменить судьбу. В каждого заезжего незнакомца вглядывалась так, что тому становилось не по себе. Девушка настойчиво искала свой путь в лучшее будущее, и неудивительно, что в один прекрасный день небеса заметили её старания, вознаграждая встречей.
Он был немолод и одинок, а ведь это самое главное мужское достоинство для юной незамужней красотки, если в её голове роится больше двух мыслей. Вдовцов Роханна видела и раньше, но, как правило, у всех них имелось уже по выводку детей и внуков, которые не обрадовались бы появлению новой претендентки на семейное достояние. А Гилрим Верн со-Ренна был одинок, как скала посреди пустыни, потому что тратил все свои силы, надо сказать, ко дню встречи с Роханной уже невеликие, на служение Дарствию. Он был невыносимо скучен и зануден, в его доме не нашлось бы ни одного уютного уголка, среди его приятелей были сплошь такие же старики, но зато Гилрим жил в столице и часто бывал при дворе. Что ещё требуется для начала блистательного пути? Сущая безделица: внушить выбранной жертве своё желание.
Девушка вдоволь насмотрелась на безуспешные попытки отца возвысить имеющееся положение, поэтому не стала торопить события, благо судьба подарила ей не менее двух седмиц, необходимых на искоренение шалостей весенней распутицы. За первые три дня заезжий придворный вообще ничего не узнал о дочери хозяина поместья, где его так любезно принимали, кроме того, что девица хороша собой, но молчалива и скромна. А Роханна тем временем присматривалась к старику. Внимательно слушала его беседы с отцом. Много думала. Пожалуй, за все предыдущие восемнадцать лет ей не приходилось размышлять столько часов напролёт, но итог того стоил. Когда к истечению второй седмицы до слуха Гилрима донеслось небрежно обронённое рассуждение о дарственной политике, нескольких фраз хватило, чтобы придворный намертво заглотал наживку. Да, девушка не придумала ничего своего, лишь собрала узор из распущенных нитей уже готового, но мастерицей оказалась искусной: когда дорога снова стала способной лечь под колёса кареты, из поместья уехал не один человек, а двое.
Однако настоящие труды конечно же только начинались. Роханна сразу решила для себя, что не будет подставлять под удар достигнутое благополучие, и в течение всех лет супружества, не обременённого частыми ночёвками под одним балдахином, лучшей жены в столице невозможно было сыскать. Мало-помалу всё ведение хозяйства Гилрима Верна перешло в руки молодой супруги, и, когда старик всё-таки скончался, уйдя из мира в тихой благости, Роханна оказалась одной из самых богатых вдовиц. К тому же самой молодой, что немедленно выстроило у её дверей очередь женихов.
Десятки мужчин, добивающихся руки и сердца, кладовые, наполненные богатствами на много лет вперёд, цветущее молодое тело и ясный ум — чего ещё можно было пожелать женщине в ночь, когда с неба на землю упали синие звёзды? Только одного.
Жить вечно.
Да, она именно так и подумала, глядя на искорку, мерцающую посередине ладони. «Я хочу жить вечно!» — исступлённо прокричала Роханна, поднимая взгляд в слепые чёрные небеса. И желание исполнилось.
Лишь много позже женщина узнала, что с ней произошло, почему и каков будет итог неосторожно высказанного откровения. А узнав, удивилась своей прозорливости. Пожелай она чего-нибудь другого, да-йин рано или поздно вытеснил бы её саму из собственного тела, но вечная жизнь означала и вечное пребывание в одном и том же сосуде. Да, вместе с демоном. Поначалу такое соседство не очень-то нравилось Роханне. По правде говоря, неимоверно её пугало. Однако с течением времени выяснилось, что, как бы демон ни пытался стать сильнее, он не способен выйти за условия договора, значит, о безопасности можно было не заботиться. Зато пришлось заботиться кое о чём другом.
Человеческая плоть стареет, даже если подпитывается изнутри силой иного мира. Пролетел ветерок, и кожа стала сухой. Пощипал щёки морозец? Результат и того хуже. Волосы редеют. Ногти желтеют. Взгляд мутнеет. И что проку в вечной жизни, если твоя оболочка приходит в негодность?
Но женщина нашла выход. Вернее, ей помогли. Среди тех, кто когда-либо ловил синие звёзды на свою ладонь, пожелавших жить вечно оказалось не так и много. Вообще ни одного. То ли никто доселе не пребывал в состоянии всепоглощающего счастья хотя бы те несколько минут, что потребны для заключения договора, то ли желания большинства людей простирались, дай Бож, на год вперёд. А нарочно создать ещё одного бессмертного оказалось необычайно трудно, ведь, если желаешь, желать нужно только всей душой и всем телом… Так эрте Роханна стала хранительницей знаний. Помимо всего прочего, ей сообщали о каждом да-йине, нашедшем проход в человеческий мир. И, разумеется, о тех, кто ушёл, потому что, уходя, демоны оставляли свой след. В людях.